![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
А еще я была когда-то маленькая. Мне стыдно писать об этом, мне не верится, как много травм было в почти безоблачном детстве, мне страшно за теперешних детей - но что я могу поделать?
Я была тихой, болезненно худой, болезненно застенчивой, умной не по годам. Большую часть времени я существовала где-то за пределами мира, лишь иногда выглядывая ненадолго. Одним из первых моих достоверных воспоминаний стали пылинки, кружащиеся в солнечном луче, - возможно, там я и жила, среди этих пылинок. И как вполне естественно из этого вытекает, я боялась темноты, зеркал и многолюдства.
Знаете, а я ведь очень люблю этого ребенка. Она такая хрупкая, - словами не передать. А я ведь до сих пор морщусь от всех царапин, нанесенных ей жизнью, корчусь, стараюсь прикрыть, - я как огромная заскорузлая раковина, закрывающая ее от реальности. Я перенимала черты каждого, кому удавалось ее обидеть, именно для того, чтобы ей комфортнее было спать в ожидании рая. Я маскировала ее, чтобы ее не тронули, - но ах, я только недавно поняла в чем дело, солнечный свет не может пробиться сквозь непрозрачные стены, закрытые наглухо створки. Я так тревожусь, - каждая новая ситуация рассматривается с точки зрения потенциальной опасности для нее, - а я ведь могу быть и агрессивна, если мне вдруг покажется, будто ей угрожает опасность.
Три года, садик, дурацкие стульчики, все знают, как надо сидеть, руки на коленях, колготки морщатся, дурацкие правила, слишком много детей.
И мама выкинула любимую куклу, ее звали Оксаной, - ну и что, что она была одноногой? Я любила ее. Не привязывайся к куклам, они не живые.
Зачем ты ходишь кругами по комнате, поиграй с детьми. Она хорошая, воспитательница, у нее маникюр, а мама грызет ногти. "Какие красивые когти" говорю я, а она поправляет, вторая смеется. А ведь мое слово было точнее, но не будешь же спорить?
Я люблю Алену, она так тонка, все девочки хотят быть рядом с ней. Хорошая воспитательница рисует им принцесс, я не вижу в том смысла, но прошу принцессу тоже. У принцессы большие глаза и фигура в форме песочных часов, она похожа на Алену, я рисую ей поясок, кто-то из девочек (все сливаются в общий фон) смеется, хотя рисую я хорошо. Я не буду рисовать принцесс, я не буду выставлять свою любовь, я никогда не рисую, если мне смотрят через плечо. "Мама" говорю я "В том магазине, где покупают детей, почему ты купила меня, а не Алену?" Мама ошиблась с выбором, это я точно знаю. Такой же поясок я сплела маме на день рожденья, но она никогда его не носила, - а ведь я больше никогда не плела пояска лучше.
Во второй группе страшная воспитательница, все боятся ее до дрожи. Однажды она подменяла нашу, как все боялись! Тихий час, он всегда очень долог, никто никогда не спит, воспитательницы нету в комнате, дети кричат. Я хочу спать, сажусь на кровати и пытаюсь уговорить их помолчать. Дверь открывается, на пороге страшная воспиталка, все уже лежат, одна только я... она ведет меня коридором в другую группу, там я долго стою у двери в трусах и майке, - в той группе тоже никто не спит. Тело мое не принадлежит мне, но дух мой выше.
Я собираю коллекцию значков, и вот в ларьке продается - он. Маленький изумрудный бегемотик, путь мама купит! Я никогда не настаиваю на покупке игрушек, но тут мы проходим мимо, и мир меркнет. Я реву, реву, вот уже вечер, а я все плачу. Мама приносит мне бегемотика, я зажимаю его в руке, у обладания привкус слез, я не сумею так долго плакать в следующий раз. Ну что ж, мне и не надо.
Я была тихой, болезненно худой, болезненно застенчивой, умной не по годам. Большую часть времени я существовала где-то за пределами мира, лишь иногда выглядывая ненадолго. Одним из первых моих достоверных воспоминаний стали пылинки, кружащиеся в солнечном луче, - возможно, там я и жила, среди этих пылинок. И как вполне естественно из этого вытекает, я боялась темноты, зеркал и многолюдства.
Знаете, а я ведь очень люблю этого ребенка. Она такая хрупкая, - словами не передать. А я ведь до сих пор морщусь от всех царапин, нанесенных ей жизнью, корчусь, стараюсь прикрыть, - я как огромная заскорузлая раковина, закрывающая ее от реальности. Я перенимала черты каждого, кому удавалось ее обидеть, именно для того, чтобы ей комфортнее было спать в ожидании рая. Я маскировала ее, чтобы ее не тронули, - но ах, я только недавно поняла в чем дело, солнечный свет не может пробиться сквозь непрозрачные стены, закрытые наглухо створки. Я так тревожусь, - каждая новая ситуация рассматривается с точки зрения потенциальной опасности для нее, - а я ведь могу быть и агрессивна, если мне вдруг покажется, будто ей угрожает опасность.
Три года, садик, дурацкие стульчики, все знают, как надо сидеть, руки на коленях, колготки морщатся, дурацкие правила, слишком много детей.
И мама выкинула любимую куклу, ее звали Оксаной, - ну и что, что она была одноногой? Я любила ее. Не привязывайся к куклам, они не живые.
Зачем ты ходишь кругами по комнате, поиграй с детьми. Она хорошая, воспитательница, у нее маникюр, а мама грызет ногти. "Какие красивые когти" говорю я, а она поправляет, вторая смеется. А ведь мое слово было точнее, но не будешь же спорить?
Я люблю Алену, она так тонка, все девочки хотят быть рядом с ней. Хорошая воспитательница рисует им принцесс, я не вижу в том смысла, но прошу принцессу тоже. У принцессы большие глаза и фигура в форме песочных часов, она похожа на Алену, я рисую ей поясок, кто-то из девочек (все сливаются в общий фон) смеется, хотя рисую я хорошо. Я не буду рисовать принцесс, я не буду выставлять свою любовь, я никогда не рисую, если мне смотрят через плечо. "Мама" говорю я "В том магазине, где покупают детей, почему ты купила меня, а не Алену?" Мама ошиблась с выбором, это я точно знаю. Такой же поясок я сплела маме на день рожденья, но она никогда его не носила, - а ведь я больше никогда не плела пояска лучше.
Во второй группе страшная воспитательница, все боятся ее до дрожи. Однажды она подменяла нашу, как все боялись! Тихий час, он всегда очень долог, никто никогда не спит, воспитательницы нету в комнате, дети кричат. Я хочу спать, сажусь на кровати и пытаюсь уговорить их помолчать. Дверь открывается, на пороге страшная воспиталка, все уже лежат, одна только я... она ведет меня коридором в другую группу, там я долго стою у двери в трусах и майке, - в той группе тоже никто не спит. Тело мое не принадлежит мне, но дух мой выше.
Я собираю коллекцию значков, и вот в ларьке продается - он. Маленький изумрудный бегемотик, путь мама купит! Я никогда не настаиваю на покупке игрушек, но тут мы проходим мимо, и мир меркнет. Я реву, реву, вот уже вечер, а я все плачу. Мама приносит мне бегемотика, я зажимаю его в руке, у обладания привкус слез, я не сумею так долго плакать в следующий раз. Ну что ж, мне и не надо.
no subject