Jun. 18th, 2007 12:48 am
Записки ниоткуда
![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
morgeynaДорогой мой Марий,
Я был искренне тронут последним твоим письмом. Правда-правда, и нечего кривить губы! Этот жест идет тебе, он придает тебе солидности и благотворно действует на граждан, жаль только, что нечто неуловимое в нем делает твое лицо сродни куриной гузке. Не обижайся, вспоминая эту гузку… прости, этот жест, я неизменно проникаюсь думами о судьбах отечества, что случается прискорбно часто. Наверно, идеальный гражданин идеального государства(или как там у старикашки Паскулия), за всю свою жизнь не должен испытать тяжести дум за судьбы отечества. Ибо наличие уже свидетельствует о бесплодности. Хотя у тебя все иначе, мой Марий, ты находишься у кормил этого корабля, любая твоя дума претворяется в жизнь… в том, или ином виде. Тем удивительнее и трогательней стали твои откровения.
Я думал об этом, и что я могу сказать? Ты сам этого хотел, добиваясь цели с упорством, казавшимся мне поразительным. Добившись своего, ты, вероятно, лишился права на сомнения. Правитель ведет свой корабль сквозь бурю, (пусть даже вызванную собственноручно), не зная ни направления, ни времени, отпущенного ему, ни даже границ своей власти. Ты прав, ты можешь оказаться в положении безумца, кричащего в пустоту, или уже в нем, поскольку, каждый из нас кричит в пустоту. В каком-то смысле, эта обреченная перекличка с собственными призраками, есть один из атрибутов человеческого, или не только, сознания. Непостижимость кажется нам всего лишь отсутствием гарантий чего бы то ни было, включая достоверность нашего контроля над миром. Так или иначе, если я, избравший долю философа, еще могу позволить себе тратиться на сомненья, ты, правитель, - сейчас ты нахмуришься, втянув щеки, чтобы подчеркнуть горделивое смирение взгляда, - так вот, ты, правитель, не имеешь этого права. Желающий обладать Властью, должен действовать в абсолютной уверенности, иначе он обречен. Или его Власть обречена, что по субъективным меркам, в принципе не так уж плохо. О чем, в очередной раз, настоятельно советую тебе подумать. Боги создали нас отнюдь не для нагромождения ответственностей, а если вернуться к идее об одиночестве, позволю себе и следующее кощунство: человек создан одиночкой, идея государственного управления не заложена в нем от рождения, но взращивается позже. В ней отражается наш страх перед миром, перед собственной парадоксальностью. Зачем тебе тратить силы на поддержку заблуждения, продиктованного страхом?
Разлука с родиной по прежнему идет мне на пользу. Я уже давно ложусь спать с закатом, но недавно, еще и начал просыпаться на рассвете. Ты тронут? Теперь осталось только разобраться, чем же занимать такие долгие дни. Поступить что ли, в местные органы власти? Для этого мне придется жениться, сделать дюжину детишек и дожить лет до восьмидесяти. Таковы местные нравы. Именно поэтому, здесь так тихо, тишайше тихо, любой факел честолюбия потухнет, не протянув и полпути до финиша. Я радуюсь этой тишине, да-да, Преторий Сий радуется тишине! Вот ведь чушь собачья, а? После Тринии и сестры ее Вифинии, (а все, что меня не убивает, идет мне на пользу), этот медвежий угол кажется мне обителью покоя. Я трогательно внимаю местным сплетням и беседую с их авторами; ведьмой, - довольно молодой и общительной, вопреки общепринятой моде; жрецом Отрина, - длиннобородым старцем, закладывающим за воротник, когда не видит жена; и супругой кузнеца, особой лет шестидесяти, носящей пышный титул «Хранительница Колодца». Вот она Власть, мой Марий, вздорная неряшливая баба, с тяжеленными кулаками, шумная и дурно пахнущая.
Я прошу тебя, Марий, не трогай моего нынешнего пристанища, в нем нет ничего, что привлекло бы твой взгляд. Здесь нет ни богатства, ни каменных зданий, ни обилия жителей; с темнотой непроницаемая тишина ложится на приземистые крыши и только ветер шуршит до рассвета, да воют вдалеке какие-то твари. Я уже не прошусь обратно, лишь прошу о сохранении того, что имею. Твой друг стареет, мой Марий, поэтому я обращаюсь к тебе с этой просьбой, как молят Богов, ибо кем может быть Власть имеющий, как не Богом? Сквозь прикрытые веки я вижу блеск твоих битв, я смирился с тем, что я знаю, но смирится с вспоминанием? Какая разница, скажешь ты, понижая голос до шепота, глазами словно пытаясь пригвоздить собеседника к месту, - какая разница, зарезать ли свинью или человека, если у нас есть такая Идея?
Я начинаю заговариваться, а это вящий признак того, что ты не одинок в своем смятении.
Я видел недавно твоего бывшего секретаря, о котором ты справлялся [...] Он мало изменился с последнего раза, что я его видел: возмужал и подцепил пару кошмаров, но с кем бывает иначе? Хотя ты мог бы его не узнать, покинув Тринию, он сбросил ее с себя, как сбрасывают износившуюся одежду. Я тайно ликовал, заметив это в нем, ибо и сам отношусь к породе людей, не возвращающихся в однажды покинутое место. Неуместное, в общем, злорадство, поскольку я еще не смог понять хотя бы для себя: вина это, или беда, а может и то и другое. Если когда-нибудь ты испытаешь это чувство, тогда мы сможем встретиться и выпить так, как пили с ним той ночью. Он говорил, будто хочет вернуться на родину, улыбаясь при этом своей равнодушной улыбкой, говорил с иронией, отлично зная, что это не будет ни возвращением, ни сколько-нибудь длительной задержкой. Знание этого рода бесценно для странника, оно относится именно к тем видам знания, что запретны для политика.
Пейзане начинают свое шествие с поля по домам, а значит, скоро им потребуются мои россказни. Местные жители оказались неожиданно благодарными слушателями, пусть не улавливая полутонов, благодаря которым я заработал изгнание, они чутко прислушиваются к звучанию трескучих слов. Мой голос не пропадет на чужбине, Марий, пусть даже отозвавшись не тем, что важно мне.
До свидания, мой Марий, передавай приветы всем посвященным. Жду твоего ответа (скорее всего, он последует незамедлительно; возмущенный и сбивчивый). Так или иначе, остаюсь твой
Преторий Сий.
Я был искренне тронут последним твоим письмом. Правда-правда, и нечего кривить губы! Этот жест идет тебе, он придает тебе солидности и благотворно действует на граждан, жаль только, что нечто неуловимое в нем делает твое лицо сродни куриной гузке. Не обижайся, вспоминая эту гузку… прости, этот жест, я неизменно проникаюсь думами о судьбах отечества, что случается прискорбно часто. Наверно, идеальный гражданин идеального государства(или как там у старикашки Паскулия), за всю свою жизнь не должен испытать тяжести дум за судьбы отечества. Ибо наличие уже свидетельствует о бесплодности. Хотя у тебя все иначе, мой Марий, ты находишься у кормил этого корабля, любая твоя дума претворяется в жизнь… в том, или ином виде. Тем удивительнее и трогательней стали твои откровения.
Я думал об этом, и что я могу сказать? Ты сам этого хотел, добиваясь цели с упорством, казавшимся мне поразительным. Добившись своего, ты, вероятно, лишился права на сомнения. Правитель ведет свой корабль сквозь бурю, (пусть даже вызванную собственноручно), не зная ни направления, ни времени, отпущенного ему, ни даже границ своей власти. Ты прав, ты можешь оказаться в положении безумца, кричащего в пустоту, или уже в нем, поскольку, каждый из нас кричит в пустоту. В каком-то смысле, эта обреченная перекличка с собственными призраками, есть один из атрибутов человеческого, или не только, сознания. Непостижимость кажется нам всего лишь отсутствием гарантий чего бы то ни было, включая достоверность нашего контроля над миром. Так или иначе, если я, избравший долю философа, еще могу позволить себе тратиться на сомненья, ты, правитель, - сейчас ты нахмуришься, втянув щеки, чтобы подчеркнуть горделивое смирение взгляда, - так вот, ты, правитель, не имеешь этого права. Желающий обладать Властью, должен действовать в абсолютной уверенности, иначе он обречен. Или его Власть обречена, что по субъективным меркам, в принципе не так уж плохо. О чем, в очередной раз, настоятельно советую тебе подумать. Боги создали нас отнюдь не для нагромождения ответственностей, а если вернуться к идее об одиночестве, позволю себе и следующее кощунство: человек создан одиночкой, идея государственного управления не заложена в нем от рождения, но взращивается позже. В ней отражается наш страх перед миром, перед собственной парадоксальностью. Зачем тебе тратить силы на поддержку заблуждения, продиктованного страхом?
Разлука с родиной по прежнему идет мне на пользу. Я уже давно ложусь спать с закатом, но недавно, еще и начал просыпаться на рассвете. Ты тронут? Теперь осталось только разобраться, чем же занимать такие долгие дни. Поступить что ли, в местные органы власти? Для этого мне придется жениться, сделать дюжину детишек и дожить лет до восьмидесяти. Таковы местные нравы. Именно поэтому, здесь так тихо, тишайше тихо, любой факел честолюбия потухнет, не протянув и полпути до финиша. Я радуюсь этой тишине, да-да, Преторий Сий радуется тишине! Вот ведь чушь собачья, а? После Тринии и сестры ее Вифинии, (а все, что меня не убивает, идет мне на пользу), этот медвежий угол кажется мне обителью покоя. Я трогательно внимаю местным сплетням и беседую с их авторами; ведьмой, - довольно молодой и общительной, вопреки общепринятой моде; жрецом Отрина, - длиннобородым старцем, закладывающим за воротник, когда не видит жена; и супругой кузнеца, особой лет шестидесяти, носящей пышный титул «Хранительница Колодца». Вот она Власть, мой Марий, вздорная неряшливая баба, с тяжеленными кулаками, шумная и дурно пахнущая.
Я прошу тебя, Марий, не трогай моего нынешнего пристанища, в нем нет ничего, что привлекло бы твой взгляд. Здесь нет ни богатства, ни каменных зданий, ни обилия жителей; с темнотой непроницаемая тишина ложится на приземистые крыши и только ветер шуршит до рассвета, да воют вдалеке какие-то твари. Я уже не прошусь обратно, лишь прошу о сохранении того, что имею. Твой друг стареет, мой Марий, поэтому я обращаюсь к тебе с этой просьбой, как молят Богов, ибо кем может быть Власть имеющий, как не Богом? Сквозь прикрытые веки я вижу блеск твоих битв, я смирился с тем, что я знаю, но смирится с вспоминанием? Какая разница, скажешь ты, понижая голос до шепота, глазами словно пытаясь пригвоздить собеседника к месту, - какая разница, зарезать ли свинью или человека, если у нас есть такая Идея?
Я начинаю заговариваться, а это вящий признак того, что ты не одинок в своем смятении.
Я видел недавно твоего бывшего секретаря, о котором ты справлялся [...] Он мало изменился с последнего раза, что я его видел: возмужал и подцепил пару кошмаров, но с кем бывает иначе? Хотя ты мог бы его не узнать, покинув Тринию, он сбросил ее с себя, как сбрасывают износившуюся одежду. Я тайно ликовал, заметив это в нем, ибо и сам отношусь к породе людей, не возвращающихся в однажды покинутое место. Неуместное, в общем, злорадство, поскольку я еще не смог понять хотя бы для себя: вина это, или беда, а может и то и другое. Если когда-нибудь ты испытаешь это чувство, тогда мы сможем встретиться и выпить так, как пили с ним той ночью. Он говорил, будто хочет вернуться на родину, улыбаясь при этом своей равнодушной улыбкой, говорил с иронией, отлично зная, что это не будет ни возвращением, ни сколько-нибудь длительной задержкой. Знание этого рода бесценно для странника, оно относится именно к тем видам знания, что запретны для политика.
Пейзане начинают свое шествие с поля по домам, а значит, скоро им потребуются мои россказни. Местные жители оказались неожиданно благодарными слушателями, пусть не улавливая полутонов, благодаря которым я заработал изгнание, они чутко прислушиваются к звучанию трескучих слов. Мой голос не пропадет на чужбине, Марий, пусть даже отозвавшись не тем, что важно мне.
До свидания, мой Марий, передавай приветы всем посвященным. Жду твоего ответа (скорее всего, он последует незамедлительно; возмущенный и сбивчивый). Так или иначе, остаюсь твой
Преторий Сий.